Предисловие: Зал Сказок
Сказки, как известно, бывают разные. Взрослые делят сказки на "волшебные" и "бытовые". На самом деле, неволшебных сказок в природе не существует. Дети это знают хорошо. Просто, в одних сказках волшебство очевидно: ну, феи всякие, палочки волшебные, превращения... А в других волшебство спрятано под самыми обычными вещами. Поэтому, некоторым взрослым будет полезно почитать сказки в этом Зале вместе с детьми. И если дети будут добры, они объяснят родителям, где спрятана самая настоящая магия в якобы "неволшебных" сказках.
Содержание
Хозяйка огня / Добрая лесная Адига / Зайчик
Хозяйка огня
(селькупская сказка)
Говорят, давным-давно это случилось. Случилось в том стойбище, где семь родов жили, где семь чумов стояло!
Однажды собрались все мужчины на охоту.
Отправились. Остались одни женщины да дети в стойбище.
Три дня жили, все хорошо было. На третий день к вечеру вот что вышло. В одном чуме женщина себе еду варила. Подбросила в очаг побольше дров, котел с оленьим мясом подвесила над огнем. Сама села со своим маленьким ребенком к очагу поближе. Ребенок смеется у нее на коленях, женщина ему улыбается.
Вдруг треснуло полено, полетели искры из очага, одна попала ребенку на руку. Заплакал ребенок. Женщина огонь попрекает:
— Ты что же это делаешь? Я тебя дровами кормлю, за тобой ухаживаю, а ты моего ребенка обижаешь?
Испугался ребенок материнского крика, еще больше заплакал. Носит его женщина по чуму, на руках качает, а он не унимается. От жалости, от досады шлепнула женщина малыша. Ребенок совсем зашелся. Себя бы женщине винить, а она все на огонь сердится.
— Видишь, что ты наделал! – кричит.— Не будет тебе дров, изрублю тебя, водой залью!
Положила она ребенка в люльку, схватила топор. Топором огонь рубит. Потом набрала в ковшик воды, на очаг плеснула – зашипел огонь, погас.
Женщина говорит:
— Вот теперь будешь знать, как обижать моего сына! Ни одного огонька, ни одной искорки у тебя не осталось!
Не горит огонь. Темно, холодно в чуме. Ребенок жалобно заплакал: озяб он.
Опомнилась женщина. Нагнулась над очагом, золу разгребает. Так ведь сама сказала, что ни одной искорки не оставит. И не оставила.
А сын все плачет. Мать подумала:
“Сбегаю в соседний чум, возьму огня, разожгу очаг”.
Побежала. Только к соседям вошла – у них в очаге пламя заколебалось, садиться стало. Потом последний синий огонек струйку дыма пустил и погас.
Женщина к другим соседям побежала. Чуть дверь отворила – и у них не стало огня.
Она к ним даже не вошла, сразу дверь прикрыла. Обошла все стойбище, и всюду огонь погас. Еще только в одном, последнем чуме горит.
Там старушка жила, век доживала. Много знала, много видела. Постояла женщина перед чумом, боится войти. Да что делать? Маленький сын ее совсем замерзнуть может. Вошла.
Пыхнул огонь, задымил и потух. Женщина заплакала. А старуха золу разгребает, ищет, нет ли в пепле уголька-искорки. Нету ни уголька, ни искорки. Холоден, темен очаг.
— Такого еще никогда не бывало, - сказала старуха. – Я свой огонь берегу, кормлю его досыта. Спать ложусь, угольки золой укрываю. Почему огонь погас? Уж не натворила ли ты чего, лягушка холодная? Уж не обидела ли ты огонь в своем очаге?
Женщина головой поникла, молчит.
— Так и есть, - сказала старуха. – Что же теперь делать? Ну пойдем в твой чум, посмотрим.
Вышли из чума вдвоем. Идут стойбищем. Тихо всюду, темно. Будто покинули стойбище люди, будто вымерло оно.
В чуме женщины ребенок искричался весь, уже и плакать не может. Старушка серное дерево взяла, принялась огонь добывать. Долго трудилась – не разжигается огонь.
Опустила старушка усталые руки, опять женщине говорит:
— Свят огонь в очаге, жизнь нам всем дает. Светит, греет и кормит. Погас огонь — все равно, что солнце потухло. Померзнем, пропадем, зла смерть нас возьмет.
Встала старушка на колени и тут Хозяйку огня увидела. Сидит она в уголке очага. Одежда у нее серая, как зола, а кожа отсвечивает, как уголек что пеплом подернулся.
Покачалась Хозяйка огня вперед-назад, старушке сказала:
— Зачем стараешься? Не будет вам огня. Женщина меня сильно обидела. Лицо мое топором рубила, глаза мои водой залила, злые слова кричала!
Стала старушка просить:
— Не сердись, Хозяйка огня! Сжалься над нами! Эта глупая женщина виновата, другие не виноваты.
Качает головой Хозяйка огня, волосы ее, словно сизый дым, колеблются.
А старушка опять молит:
— Скажи, что сделать, чтобы снова в очагах огонь пылал? Все исполним, что прикажешь. Хозяйка огня ответила:
— Нет таких слов, нет такой силы ни у меня, ни у вас, чтобы огонь запылал, как прежде. Теперь его только от человеческого сердца зажечь можно.
Сидит молодая женщина, ребенка к груди прижимает, плачет.
Старушка ей говорит:
— Видишь, что ты сделала? Все семь родов людских из-за тебя, неразумной, пропасть должны! Охотники храбрые, как рассерженные медведи, сильные, как лоси, погибнут. Трудолюбивые женщины зачахнут у холодных очагов. И дети малые
И дети малые умрут, и старики, и старухи. Потому, что нет жизни без огня.
Высохли слезы у женщины. Поднялась она, отдала ребенка старушке, сказала:
- Береги его!
И на камни очага бросилась. Хозяйка огня палцем до груди ее дотронулась — разом взметнулось пламя, загудел, забушевал огонь в очаге. Только и видно было, как Хозяйка огня обхватила женщину пламенными руками и вместе с искрами в дымовое отверстие унесла.
А старушка сказала:
— Из этого чума пойдет сказка-предание о том, как из живого сердца огонь зажегся. Навеки запомнят селькупы, что в нашем стойбище случилось. Будут беречь огонь в очаге!
Добрая лесная Адига
(удэгейская сказка)
Жили две сестры, Хабала и Исама.
Охотник Егдига женился на младшей сестре Исаме. Обидно стало старшей сестре, Хабале, и затаила она злобу против Исамы. Пошла она на озеро, уселась на берегу и смотрится в воду, как в зеркало.
— Почему на мне не женился Егдига? — спрашивает Хабала.— Разве я хуже Исамы?
— Хуже,— ответил ей с дерева филин.— Исама добрая и работящая, а ты любишь только спать да в воду смотреться, на себя любоваться.
Бросила Хабала в филина палкой.
Родился у Исамы и Егдиги мальчик Бати. Много радости было у них. Исама в юрте выделывала пеленки из шкур, а Егдига пошел в тайгу вырезать из дерева игрушечную оморочку для мальчика.
Пришла Хабала и говорит сестре:
— Егдига посылает нас с тобой за хворостом.
— Хорошо. Пойдем наломаем хвороста,— говорит Исама.
Но Хабала пошла к Егдиге и обманула его:
— Твоя жена — лакомка, хочет идти черемуху собирать.
— Зачем? Пусть дома сидит,— сказал Егдига. Возвратилась Хабала в юрту и говорит Исаме:
— Поедем скорее, а то Егдига рассердится, если мы не принесем хвороста.
Поехали они на оморочке за хворостом и Бату с собой вместе взяли. Переехали озеро, пристали к берегу.
— Ты иди хворост ломай,— говорит Хаоала Исаме,— а я с Батой посижу.
Пошла Исама за хворостом в тайгу, а Хабала привязала Бату к берестяной люльке покрепче, положила в люльку камень и бросила мальчика в озеро. Не успел Бата и крикнуть, как утонул. Но Исама услыхала, как падал Бата в озеро. Прибежала она на берег — нет Баты... Стала Исама на себе волосы рвать и плакать, а Хабала только рассмеялась, оттолкнула оморочку от берега и уплыла одна.
Возвратилась Хабала в юрту, а Егдига спрашивает ее:
— Где моя жена и мальчик?
— Твоя жена убежала от тебя к другому охотнику,— отвечала Хабала.
— Она обманула меня! — в гневе крикнул Егдига.
— Да, она обманула тебя. Но успокойся, я скажу тебе, где Исама, только не убивай ее: она ведь моя сестра.
— Хорошо,— сказал Егдига.— Ты добрая, Хабала. Пусть по-твоему будет. А Хабала все нашептывает ему:
— Исама убежала к другому охотнику. Только он взял у нее Бату, а Исаму бросил на том берегу.
Очень рассердился Егдига. Вырезал он семь длинных колючих прутьев из шиповника и пошел на ту сторону.
Как увидела Егдигу Исама, упала ему в ноги, плачет и приговаривает:
— Прости меня, Егдига, не сберегла я нашего Бату.
А Егдига думал, что и вправду охотник у нее Бату отобрал. Долго бил он Исаму. Все тело у нее стало в занозах — колючие прутья гладкими сделались.
— Оставайся здесь навсегда,— сказал жене Егдига и пошел к себе в юрту, где поджидала его Хабала.
Лежит Исама, плачет. От горя и слез силы потеряла, встать не может. “Пусть лучше умру”, - думает она.
А в это время шла по тайге добрая лесная Адига, коренья лечебные собирала. Косы у нее зеленые как трава, глаза синие, как вода в протоке, а халат из кружевных листьев папоротника сшит.
Увидела она Исаму, нагнулась над ней и спрашивает ласково:
— Кто тебя обидел?
И начала она своими тонкими пальцами занозы вынимать из тела Исамы. И так она ловко это делала, что Исама даже боли не чувствовала. И рассказала Исама ей о своем горе.
— Пойдем ко мне в юрту. Я помогу твоему горю,— позвала Адига.
А в это время Бата проснулся в своей люльке на дне озера и заплакал. Проплывали мимо рыбы Оё и Хоё, подобрали Бату и понесли в свою травяную юрту. Повесили люльку на камыш и стали качать плавниками. Бата подумал, что это мать его укачивает, и заснул.
— Я стану ему матерью,— сказала Оё.
— Хороший он,— ответил Хоё,— только плохо, что хвоста у него нет.
И стали рыбы ухаживать за Батой. Кормили его икрой да разными сочными корешками. Мальчик рос быстро. Рыбу Оё стал он называть мамой, а рыбу Хоё — папой.
Однажды Бата собирал на дне озера белые ракушки и не заметил, как вылез на берег. Смотрит а на берегу все совсем не так, как в воде: вместо рыбок птицы летают и поют, тины нет совсем, а камыш такой толстый, что и двумя руками не обхватишь. Это деревья он принимал за камыш. Засмотрелся Бата, и тут увидела его Адига.
— Здравствуй! — сказала добрая лесная Адига.— Выходи ко мне. Гостем будешь.
Испугался Бата человеческого голоса, нырнул в воду и поплыл в свою травяную юрту. Там он все рассказал рыбе Оё.
— Не ходи на берег, Бата,— говорит ему Ое,— там живут люди. Они злые. Поймают тебя и в котле сварят.
“Но разве та девушка злая? — подумал Бата про Адигу.— Она такая ласковая”. И ему захотелось опять увидеть Адигу.
А Исама и Адига наделали много чашек из бересты, налили в них молока и расставили на берегу.
— Попробует Бата молоко — вспомнит его вкус,— говорит Адига.
Спрятались Исама и Адига в кустарник и ждут, когда еще выйдет на берег Бата.
Вот вынырнул Бата. Посмотрел кругом: никого нет. “Что это в чашках налито? — думает Бата.— Белая вода! Надо попробовать”. Взял Бата первую чашку — она стояла у самой воды,— выпил и опять спрятался под водой. Такой вкусной показалась ему белая вода, такой знакомой!.. Вышел он на берег за второй чашкой — выпил и ее. Потом выходил за третьей, за четвертой. И так он отходил все дальше и дальше от воды. Когда же подошел он к самым кустам за последней чашкой, тут Исама с Адигой и поймали его.
— Я твоя мама,— говорит Исама.
— Нет,— отвечает Бата,— моя мама рыба Оё Исама обнимает Бату, плачет от радости, а он вырывается и зовет на помощь Оё и Хоё.
— Мама, папа! Меня люди взяли!
Но не пришли к нему на помощь Оё и Хоё. Исама и Адига отнесли Бату к себе в юрту, положили на шкуры. Лежит мальчик и не дышит.
Испугалась Исама, заплакала:
— Умер мой Бата!
— Не плачь,— утешает ее Адига,— это в нем сердце водяное перестало биться. Я ему оживлю лесное, охотничье сердце.
И оживила Адига в груди Баты лесное, охотничье сердце.
Открыл он глаза, узнал свою мать.
— Мама,— говорит он Исаме. А Исама опять заплакала, сейчас уже от радости.
— Живите теперь в моей юрте. А мне надо другим помогать,— сказала Адига, взвилась над тайгой и полетела за синий перевал.
Настала зима. Озеро покрылось льдом и снегом. Сделала Исама мальчику игрушечный лук и говорит;
— Учись, Бата, метко стрелять. Вырастешь — охотником станешь. Только не пускай стрелу на ту сторону озера.
Бегает Бата по льду озера: пустит стрелу и, пока она летит, догоняет ее.
Откуда ни возьмись, появилась сорока.
— Плохо ты бегаешь, Бата,— посмеялась сорока.— Не догнать тебе меня.
Рассердился Бата и пустил в нее стрелу. Еле увернулась сорока, а стрела улетела на ту сторону озера. Пошел Бата за стрелой, видит: юрта стоит, дымок над юртой вьется.
“Кто здесь живет? — думает Бата.— Дай-ка узнаю.”
Входит он в юрту, а там Егдига с Хабалой ужин варят.
— Откуда ты пришел, мальчик? — спрашивает Егдига.
— С той стороны озера,— отвечает Бата.
— Откуда пришел, туда и уходи,— сердито проговорила Хабала.
— Нет, садись и расскажи, кто твоя мать? — спрашивает Егдига.
— Моя мать Исама.
— Твоя мать отдала тебя чужому охотнику! — в гневе сказал Егдига.
— Нет,— ответил Бата,— меня тетка бросила в озеро.
И рассказал Бата все как было. Обрадовался Егдига. Взял к себе в юрту жену с сыном, и стали они жить вместе. А Хабалу прогнали на мороз. С тех пор она по тайге зимой бродит. Как подует ветер, холодно становится Хабале, и стучится она в двери да окна. Но никто ее не пускает.
Зайчик
(мансийская сказка)
Жил-был зайчик. Любил он играть в осоке на берегу озера. Однажды ел он осоку и порезал себе губу. Рассердился заяц, пошел к огню жаловаться:
- Огонь, сожги осоку на берегу озера!
- Что тебе сделала осока? удивился огонь.
- Губу мне порезала, ответил заяц.
- Сам ты виноват: накинулся от жадности на осоку, вот и порезал себе губу, сказал огонь.
Еще больше рассердился заяц, пошел к воде и говорит:
- Вода, затуши огонь!
- Что тебе огонь сделал?
- Огонь не хочет осоку сжечь на берегу озера!
- Что тебе осока сделала?
- Губу мне порезала.
- Сам ты виноват: накинулся от жадности на осоку, вот и порезал себе губу, сказала вода.
Больше прежнего рассердился заяц, пошел к двум мальчикам со стрелами и луками и говорит им:
- Мальчики, стреляйте в воду!
- Что тебе вода сделала?
- Вода не хочет огонь потушить!
- А что тебе огонь сделал?
- Огонь не хочет зажечь осоку на берегу озера.
- А что тебе осока сделала?
- Губу мне порезала!
- Сам ты виноват: накинулся от жадности на осоку, вот и поранил себе губу.
Совсем озлился заяц, пошел к мышке и говорит:
- Мышка, мышка, помоги мне перегрызи тетиву на луках у мальчиков, чтобы не могли они стрелять.
Пожалела мышка зайчика, побежала перегрызать тетиву у луков. Испугались мальчики, схватили луки, натянули тетиву и пустили стрелы в воду. Поднялась вода и пошла огонь тушить. Испугался огонь, к осоке перебросился. Загорелась осока, а в осоке зайчик прыгает. Растерялся, из огня побежал, уши себе подпалил. Едва жив остался. Вот и стали с тех пор у зайчика кончики ушей черными.
Источник:
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]